Г Е Л И А Д Ы
«И с ними ангелов дурная стая…»
С Ц Е Н А 1
Стайка девочек от семи до семнадцати лет играют в темноте, едва различимые в своих темных платьицах.
Д е в о ч к и. (Хором.) Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, морская фигура замри! В виде… тополиной рощи!
Все встают в скорбную и торжественную стойку и молча замирают. Ветер развевает их волосы, белый пух, как лебединые перья, вьется вокруг и поднимается к небесам. Девочки воздевают руки и надрывно стонут, но никто не отвечает им.
- Мы простоим здесь сотни и тысячи лет, подняв свои янтарные глазницы к небу в тщетной надежде, что оно пошлет в них соли. Наши пахучие стволы окаменеют, струящийся под нашей кожей сок уйдет обратно в землю и никто не услышит наш плач.
Одной из девочек пушинка попадает в нос, та оглушительно чихает.
О с т а л ь н ы е. будь здорова!
- У меня аллергия на тополиный пух.
- Что же ты сразу не сказала? Мы загадаем что-нибудь другое, пока у нас есть время.
В с е. море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, морская фигура замри в виде лестницы Иакова!
Все мигом срываются с места, хватают друг друга за руки в неровном подобии хоровода и принимаются с благоговейным гуканьем носиться по спирали – быстрее, быстрее… Им приходится задействовать всю свою ловкость, чтобы избежать столкновения. Кое-кто при этом успевает упоенно попискивать: повсюду! Повсюду! Повсюду-повсюду! На земле и на небе! В каждой точке пространства! Полным-полным ангелов, славящих Господа! Уааау!
Они кружатся все стремительнее, и неизвестно, как долго это могло бы продолжаться, если бы им наперерез не выпорхнула Люси с лампой в руках. Чтобы не пролить масло, они сминают круг, врезаются друг в друга и падают кто куда.
Л ю с и. Даа, ангелы из вас, конечно, не ахти…
- Что, нам уже пора?
Л ю с и. А что, со мной вы не сыграете?
Все встают и расходятся на прежние места.
В с е. Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, морская фигура, замри. В виде…
Л ю с и. Этого чертова монастыря!
О д н а и з д е в о ч е к. Монастыря? А что, можно попробовать… (Снимает с шеи мелок, рисует большой круг.) Здесь будет монастырская ограда из небеленого кирпича.
Д р у г а я д е в о ч к а. (Снимает с шеи мелок другого цвета, рисует у края круга две неровные полосы.) А здесь - дубовые ворота с кованными чугунными засовами.
Е щ е о д н а д е в о ч к а. ( Снимает с шеи небесно-голубой мелок, рисует овал в восточной части круга.) А здесь – монастырская церковь, в которой нам следует преклонять колени и петь псалмы.
С а м а я в ы с о к а я д е в о ч к а. И колокольню, чтоб всем этим любоваться! (Пририсовывает колокольню, больше напоминающую минарет.)
П у х л а я и в е с н у ш а с т а я д е в о ч к а. Еще нужна трапезная! (Размазывает ладонью угольное пятно в центре круга.)
Е щ е о д н а. Если есть трапезная, пусть будет и колодец. (Калякает нечто невразумительное.) Ладно, и так сойдет. В общем, это колодец.
Бледная и задумчивая девочка мелок на шее не трогает, а поднимает кусок кирпича и выцарапывает им кривой прямоугольник отдельно от других «построек».
- А это подвал. Он глубоко под землей.
- И зачем он нам нужен?
- Да уж, конечно, не соленья хранить! (Хихикают.)
- Деревья не забудь!
Все принимаются украшать круг древесными узорами, кроме Люси. Она, потоптавшись немного со всеми, отходит в темень, далеко за пределы этого круга.
Л ю с и. А там? (Поправляет фитиль своей лампы, так что та разгорается ярким светом и освещает все по-настоящему – толстенную монастырскую стену, ворота, запертые на засов, и церковь чуть поодаль, и деревья – молоденькие тополя в белом пуху.)
Л ю с и. Ну всё, доигрались! Нас ищет инквизиция! читать дальше
Все сбегаются к ней, она вытаскивает протиснутую в замочную скважину бумагу, разворачивает ее и читает: «Пришла пора подумать о душе! Покайтесь, ибо близок час последнего суда! Святой трибунал дает вам сорок дней на то, чтобы признать свои ошибки, осознать свои заблуждения и принести покаяние в том, в чем ваша совесть вас обличает. Наша Матерь Святая Церковь всегда готова распахнуть свои объятья своим пропавшим деткам. Ей хватит как милосердия для тех, кто в нем нуждается, так и силы, чтоб покарать своих врагов.»
Закончив чтение, Люси отдает лампу следующей девочке, все усаживаются в кружок и горестно шушукаются, передавая лампу друг дружке.
- О да! Что-что, а карать они умеют! Они распилят нас тупой пилой вдоль – от макушки до пяток!
- Или вставят в рот металлическую грушу, которая раскроется внутри и разорвет нашу голову!
- И вырвут сердце из груди своими когтями!
- А потом, если мы все это перенесем, сожгут нас на костре и будут танцевать вокруг всю ночь!
Л ю с и. Пока они не поступили с нами так, надо бежать отсюда и организовать сопротивление!
Девочки вскакивают на ноги.
- Ты в своем уме?
- Если они и правда таковы, то никакое восстание нам не поможет, а если нет…
Л ю с и. Зачем, по вашему, они сюда приехали? Цветов нам подарить?
- Но мы же не враги церкви!
Л ю с и. И как ты это докажешь? Потупишь взгляд – значит, есть, что скрывать, смотришь прямо и бесстрашно – значит, ищешь глазами дьявола, замрешь – видишь его, плачешь – подтверждаешь вину, улыбаешься – упорствуешь в заблуждениях! Поверьте мне, когда они придут, будет уже поздно.
- Они уже пришли.
- И дали сорок дней на покаяние.
Л ю с и. Или на побег.
- Тебе лишь бы бежать!
Л ю с и. А вы до конца дней собрались прятаться в этом приюте для богобоязненной паствы? Вышивать закладки для церковных книг, пищать псалмы, не попадая в ноты, а вечерами развлекаться, играя в настоящую жизнь, которой у вас никогда не будет? И знать при этом, что где-то далеко от этих каменных стен вино течет рекой, а воздух наполнен цветочным ароматом настолько густым, что дамы падают в обморок, и их приводят в чувство жаркими поцелуями… Не удивительно, что у вас горят глаза даже от инквизиторских грамот – приятного, конечно, не много, но хоть что-то произойдет. Что-то из настоящей жизни.
- Люси, ты ведь это не про нас говоришь. Это у тебя глаза горят. А для нас наша жизнь – настоящая.
- Да, здесь наш дом, и мы останемся.
- Беги, если можешь, а мы предпочтем сказать им, что попросят.
Л ю с и. Что же, воля ваша. Но только знайте – чистосердечное признание они принимают лишь тогда, когда оно подкреплено предательством.
- Что?
- Чем?!
- Почему?
Л ю с и. Если и правда каешься, то выдашь сообщников. Они считают так.
- Ну ничего, разделимся по двое и донесем попарно друг на друга. И волки будут сыты, и овцы целы.
Л ю с и. Вот уж правда овцы!
Все разделяются по парам и только Люси остается одна.
- А как же ты?
Л ю с и. Я и сама справлюсь. Не думаете же вы, что я покорно буду ждать от них вердикта? (Улыбается, прижимает палец к губам.) Ну уж нет! Чок-чок, зубы на крючок, кто слово скажет, тот дурачок! (Достает из корсажа карандашик и пишет поперек инквизиторской грамоты: «А земля-то круглая!», потом, довольная, возвращает карандаш на место.)
Входит Агнесса с робко льнущей к ней Инельдой, ошарашено осматривает их художества.
А г н е с с а. Девочки, что это?
Все смеются.
А г н е с с а. Разве я сказала что-то смешное?
Её растерянность веселит их еще больше.
А г н е с с а. Будет вам, так недолго и беду накликать! Или вы забыли, где вы находитесь?
Л ю с и. Как же забыть! В Богом забытом захолустье!
А г н е с с а. (бьёт её по губам)Не смей поминать имя Божье всуе! Тем более, в святой обители, где каждая из вас представляет собой лакомый кусочек для дьявола, который бродит вокруг, как рыкающий лев, ища, кого поглотить.
Кто-то стучится в ворота.
А г н е с с а. А вы тратите мел, который дан вам для защиты, на детские игры!
Стучат настойчивее. Послушницы торопливо осеняют себя крестным знамением, хватаются за мелки и чертят круги там, где стоят. Люси не делает этого.
А г н е с с а. Позволь мне, я не гордая. (Чертит круг у её юбки.) Умоляю вас, только не двигайтесь, я с ним заговорю. Инельда! Где Инельда? (Инельда выглядывает из-за её юбки.) Встань рядом с Люси.
Стук повторяется.
Г о л о с и з – з а д в е р и. Откройте! Посмотрите на меня – я здесь один и без оружия. Я вам вреда не причиню, я обещаю.
А г н е с с а. Сударь, идите своей дорогой. Или вы не видите, что это женский монастырь? Нам нечего вам дать. Обитель – не место для прохожих. Отсюда до деревни…
Г о л о с. Меньше часу пути, я знаю. Я только что оттуда. Ваша бдительность, конечно, похвальна, но сейчас она явно излишня.
А г н е с с а. Позвольте мне самой это решать.
Г о л о с. Откройте, это инквизиция.
Агнесса достает ключи, долго возится с замком, потом с трудом открывает тяжелую дверь. Входит Инквизитор.
И н к в и з и т о р. В деревне мне сказали, что в тополиной роще на холме живет ведьма, но про монастырь я ничего не слышал.
А г н е с с а. Это потому, что мы хорошо прячемся.
И н к в и з и т о р. Я вижу, вы уже ознакомились с моей грамотой и сочли нужным сообщить, что земля круглая?
Л ю с и. И круглая, и вертится! (Подхватывает Инельду на руки и принимается кружиться.)
И н к в и з и т о р. Хоть треугольная, мне как-то всё равно. А вот ребёнка сейчас стошнит!
Люси отпускает Инельду, та делает несколько неровных шагов и падает, потом, всхлипывая, прячется за юбку Агнессы.
И н к в и з и т о р. Скажите-ка, а я могу поговорить с вашей настоятельницей?
Девочки мнутся, смотрят на Агнессу, она опускает глаза.
И н к в и з и т о р. Кто у вас тут старший?
А г н е с с а. Я…
И н к в и з и т о р. Мы можем поговорить наедине?
А г н е с с а. На этот раз всё обошлось, девочки, ступайте в свою келью.
Послушницы, потупив глаза и зажав в руках спасительный мел, перебежками покидают сцену.
И н к в и з и т о р. (кивает на Инельду) А как насчет мученика науки? Ей не пора спать?
А г н е с с а. Это всего лишь крошка Инельда. Её всё равно, что совсем здесь нет. (Оборачивается, строгим голосом) не правда ли?
Девочка с готовностью кивает.
А г н е с с а. Я никогда её от себя не прогоняю – она настолько тихая и послушная, что никогда не видит и не слышит того, что для её глаз и ушей не предназначено. Пойдемте, я вам здесь всё покажу.
С Ц Е Н А 2
Осмотрев монастырь, Инквизитор и Агнесса возвращаются в тополиную рощу. Инельда хвостиком следует за Агнессой, ни на шаг не отставая и не привлекая к себе внимания.
И н к в и з и т о р. Как у вас здесь тихо! Птицы не поют, сверчки не стрекочут…
А г н е с с а. Что вы, как можно! Это же святое место, предназначенное Всевышнему, здесь каждое мгновенье возносятся молитвы за весь мир, сверчки не смеют этому мешать, вот и молчат.
И н к в и з и т о р. Какие благочестивые насекомые! Когда ваша настоятельница вернется, передайте ей мое восхищение.
Агнесса запинается за корень дерева, хватается за Инельду и обе падают. Инквизитор протягивает руки им обеим и поднимает на ноги.
И н к в и з и т о р. (берет её руку, на которой видна глубокая царапина) вы поранились?
А г н е с с а. Нет, это у меня уже давно. Благодарю вас. Это я настоятельница.
И н к в и з и т о р. Вот как? А что вы сразу не сказали?
А г н е с с а. Я постеснялась. (Отряхивает юбку.)
И н к в и з и т о р. Наверное, не просто такой молодой девушке справляться с целым монастырем?
А г н е с с а. Я и не говорила, что справляюсь. Я ведь не хотела. Так получилось, что к определенному моменту я оказалась здесь единственной, кто знал латынь и умел пользоваться вилкой. Конечно же, я поспешила заверить епископа, что я на эту роль не подойду, но тот это воспринял как знак смирения и тотчас же утвердил мою кандидатуру.
И н к в и з и т о р. Вы бы могли отказаться. Никто не назначает настоятелей против их воли.
А г н е с с а. Но кто я такая, чтобы противиться епископу? Я решила, что раз он говорит, что я справлюсь, значит, справлюсь. И я справлялась, как могла, справлялась, пока Люси не появилась. Кажется, её близкие решили, что ей здесь самое место. Но они ошиблись.
И н к в и з и т о р. Да, насчет Люси и остальных. Подготовьте мне список всех обитательниц монастыря, как давно они здесь живут, мирские имена, примерный возраст…
А г н е с с а. Нет, я не могу.
И н к в и з и т о р. Сестра…
А г н е с с а. Агнесса.
И н к в и з и т о р. Да, сестра Агнесса, зачем нам сразу ссориться? Разве я прошу чего-то невыполнимого? Или юные девушки успели так набедокурить до того, как вошли в этот монастырь, что их имена стали для них опасны?
А г н е с с а. У нас раньше не было имен. А если и были, то мы их не помним. Это было очень давно, будто в другой вселенной. Слишком давно, чтобы что-то вспоминать. Люси пришла недавно. Она не одна из нас. Спросите её, если хотите.
И н к в и з и т о р. Нет, я спрошу вас. Вы здесь настоятельница, а не Люси, и что бы вы здесь не говорили о давних временах, вы определенно слишком молоды для старческого слабоумия!
А г н е с с а. Поймите, наш монастырь не похож на остальные монастыри, ведь он был создан не из стремления к уединенной жизни, а как пристанище, для тех, кто проклят. Или может быть проклят.
И н к в и з и т о р. Кого-кого?
А г н е с с а. Я постараюсь всё вам объяснить. В то время, как всех наших соседей война, чума, падеж скота и прочие напасти грозили стереть с лица земли, мы наслаждались покоем и процветанием. Болезни обходили нас стороной, коровы и свиньи тучнели день ото дня, а воинственные соседи по неясным им самим причинам огибали наши границы и возвращались, откуда пришли. Вы ведь уже всё поняли, не правда ли?
И н к в и з и т о р. Понял, что Господь был милостив к этой земле и её жителям.
А г н е с с а. Да нет же!
И н к в и з и т о р. Он не был милостив?
А г н е с с а. Был, но не Он. То есть, жители тоже так думали до поры до времени. Вы только не подумайте, нас ведь никто, никто не спрашивал. Мы ничего не знали. Мы привечали каждого, кто просил нас о помощи, и каждый час, если не каждую минуту, благодарили Создателя. А потом только мы узнали, что вовсе не Господня воля была причиной нашего благоденствия, а преступный произвол нашего графа, умудрившегося продать дьяволу душу собственную и не собственную.
И н к в и з и т о р. Могу заверить вас, что это не возможно. Души оптом не продаются. Это штучный товар.
А г н е с с а. Наш граф об этом знал, но он знал и своих людей. Он объявил, что никого не принуждает соглашаться с его решением, однако если мы больше не хотим, чтобы наши души принадлежали дьяволу, мы должны вернуть ему всё, что от него получили, и больше не посягать на его дары. Так что теперь выпивая стакан молока поутру, местные жители подозревали, что лишь благосклонность князя тьмы обеспечивает им завтрак в то время, как коровья смерть лишила скота их более благочестивых соотечественников, обнимая своих жен и играя с детьми, они понимали, что не будь эта земля его уделом, вражеские солдаты давно бы разорили их дома и надругались над их женщинами, и даже отказавшись от всего, они не могли отогнать от себя мысль, что саму их жизнь, подобно сотням тысяч других унесла бы черная смерть, прими их граф иное решение. И как тут отстоять свою свободу? В общем, чья власть, того и вера. Вскоре смирились все. То есть, почти все. Все, кроме нашего… моего брата. Он говорил – такого не бывает.
И н к в и з и т о р. Что ж, он был прав.
А г н е с с а: а еще он сказал, что в этой ситуации отец нам не отец, сеньор – не сеньор, и что мы сможем избежать всеобщей кары, и если мы убежим, то Господь Бог (замирает, шлепает себя по губам) Сам поможет нашим душам найти свой путь на небо, что он докажет это. Но он ошибался. Ничего он не доказал. Его поймали, судили и сожгли.
И н к в и з и т о р. За что?
А г н е с с а. Откуда же мне знать! Вам виднее, как это бывает. Наверное, за гордость и самонадеянность, за то, что заплутал в дебрях теологии. А на самом деле за то, что он был так молод и прекрасен, так предан Богу, так отзывчив и благороден, что правильно было его убить, пока и он не стал таким, как все вокруг.
И н к в и з и т о р. Думается мне, чего-то вы всё-таки не договариваете.
А г н е с с а. Конечно! Я же говорила, что все это было очень давно, и что я ничего не помню толком. Но одно могу сказать – святым он не был и долго бы не продержался. (Замирает, поднимает глаза на Инквизитора, склоняет голову для благословенья.) И мы здесь тоже вовсе не святые и долго не продержимся.
И н к в и з и т о р. Пожалуй, поэтому я здесь. (Благословляет ее, она целует ему руку.) А что ваш духовник об этом думает?
А г н е с с а. Ничего он не думает! То есть, у нас вообще нет духовника. Когда то был, только ему пришлось уйти сразу после того, как он отправил в Рим Папе прошение жениться на всем монастыре, включая крошку Инельду, которой тогда было всего три месяца! С тех пор уже никто не соглашался быть нашим духовником.
И н к в и з и т о р. А как же таинства?
А г н е с с а. Прихожанки из деревенской церкви приносят нам по праздникам причастие.
И н к в и з и т о р. А исповедь?
А г н е с с а. Было бы в чем исповедоваться!
И н к в и з и т о р. Так вы безгрешны?!
А г н е с с а. В эту самую минуту, пожалуй, да. Впрочем, судите сами.
И н к в и з и т о р. Что за ерунда! Несть человек, иже жив будет день единый и не согрешит, а здесь живут не меньше десятка безгрешных душ?
А г н е с с а. Ну а что нам делать? У нас же нет духовника!
И н к в и з и т о р. Теперь есть. Пока я здесь, я буду вашим духовником, и за это время я вам найду кого-нибудь еще. И хватит об этом. Скажите лучше, что это за знак? (Отламывает с двух ближайших деревьев по веточке, связывает их кончики.)
А г н е с с а. (зажмурившись и отвернувшись) Крест.
И н к в и з и т о р. Посмотрите сюда! Две тополиных ветки – одна темная, а другая – светлая, и обе перепачканы в чем-то, (достает платок, вытирает пальцы) а кончики связаны – какой же это крест?
А г н е с с а. Очень плохо сделанный.
И н к в и з и т о р. А почему именно такой плохо сделанный крест висит на ваших воротах?
А г н е с с а. Где?! (Подбегает к воротам, осматривает их.)
И н к в и з и т о р. С той стороны.
А г н е с с а. Мы никогда не выходим за ворота, так что я не могу себе представить, какие знаки могут там висеть, с другой стороны.
И н к в и з и т о р. Но это же ваш монастырь!
А г н е с с а. Вот именно, что наш. И наш устав запрещает нам выходить наружу. Если вы видите нечто предосудительное в тех знаках, которыми кто-то отметил нашу дверь, вы сами можете их снять.
И н к в и з и т о р. Нет, пусть остаются. Если вам они не мешают, то мне – тем более.
С Ц Е Н А 3
Сестры заняты уборкой своих художеств. Одни из них несут корзины, из которых пригоршнями берут пыль, пух и пепел и рассыпают вокруг, другие размахивают метлами, стараясь покрыть грязью все рисунки, при этом чихая и то и дело задевая друг друга. Входит Инквизитор и едва успевает увернуться от метлы, как его накрывает облако пыли.
О д н а и з д е во ч е к. Простите, тут у нас весенняя уборка!
И н к в и з и т о р. (откашливаясь и отряхивая сутану) Вы превзошли в благочестии даже собственных сверчков – воистину у вас правая рука не знает, что творит левая! Ну кто же так убирается?
Выдергивает метлу из рук у ближайшей к нему девочки, та со стоном отскакивает в сторону, её рука вся в крови.
И н к в и з и т о р. Прости, что я тебя задел. Где же тебя угораздило так пораниться? Можно, я посмотрю?
Девочка вжимает голову в плечи, но отдернуть руку не решается.
И н к в и з и т о р. Да у тебя рука сломана! Послушай, там, в деревне, есть врач, я мог бы привести его сюда, чтоб он тебя перевязал.
Д е в о ч к а. Нет-нет-нет-нет! Пожалуйста, не приводите сюда никого!
И н к в и з и т о р. Да что с тобой?
Девочка плачет. Остальные отходят от нее подальше и с предвкушением шушукаются. Другая девочка подбегает к подруге, обнимает её левой рукой, а правую, окровавленную, протягивает Инквизитору.
В т о р а я д е в о ч к а. С ней то же, что и со мной! Мы… мы картошку чистили!
И н к в и з и т о р. Вы что, топором её чистили? Хотя, конечно, с вас станется.
Девочки всхлипывают, прижавшись друг к другу. Остальные посмеиваются: а вот и ведьмочки!
И н к в и з и т о р. Цыц! Я здесь решаю, кто ведьма, а кто – нет, понятно? Покажите мне, как же вы чистили картошку. Ну же.
Девочки мнутся и не понимают, чего от них хотят.
Л ю с и. Что же, теперь инквизиция регламентирует уборку и приготовление обеда?
И н к в и з и т о р. Если что-то становится опасно для жизни или спасения души, я должен это пресечь.
Агнесса замирает у входа, чтобы успеть оценить ситуацию, но Инквизитор замечает её.
И н к в и з и т о р. Сестра настоятельница, скажите мне, это всё тоже прописано в уставе?
А г н е с с а. Конечно. Вы, наверное, забыли, что послезавтра Вальпургиева ночь. Вся нечисть полетит на шабаш и чтобы никто из них нас сверху не увидел, мы прячем все следы своего присутствия.
И н к в и з и т о р. Что за нелепые суеверия!
Л ю с и. (Назидательно, другим девочкам) Да будет вам известно, дозволительными считаются лишь суеверия, одобренные святой конгрегацией суеверий, уборки и готовки при Папе Римском.
Девочки возмущаются и шикают на неё.
А г н е с с а. Вы только не подумайте, она у нас одна такая, мы не еретики!
И н к в и з и т о р. А кто же вы, друзья мои? За все то время, что я здесь провел, я слышал слово «дьявол» с разными вариациями сорок восемь раз, а слово «Бог» - только три, и то с ударом по губам.
А г н е с с а. Но это же благоговение! Страх Божий! (Поднимает руку, чтобы ударить себя по губам, но поймав насмешливый взгляд инквизитора, опускает.)
И н к в и з и т о р. Что же в Нем такого страшного?
Все молчат.
И н к в и з и т о р. Ну хорошо, кого вы боитесь больше – Бога или дьявола?
Д е в о ч к а с о с л о м а н н о й р у к о й. Вас.
Е е п о д р у г а. О Боге и дьяволе мы знаем достаточно, мы понимаем, чего от них можно ожидать, но не от вас. Нам даже не известно, как мы должны себя вести, когда вы сочтете нужным нас уничтожить.
И н к в и з и т о р. А у меня есть для этого причины?
Д е в о ч к а с о с л о м а н н о й р у к о й. Вы смотрите на наши раны и думаете, что мы ведьмы, по ночам превращаемся в черных кошек, а кто-то отдавил нам лапки. Это все ерунда, здесь даже вообще не водится никаких черных кошек, со здоровыми лапками или больными, но ведь вас не убедишь, вы думаете, что конечно, их нет, если мы выглядим как люди…
И н к в и з и т о р. Откуда вам знать, о чем я думаю? Вы что, умеете читать мысли? Вот уж действительно колдовская способность!
В т о р а я п о с т р а д а в ш а я д е в о ч к а. Вот видите! Все, что мы скажем, используется против нас.
И н к в и з и т о р. Именно так. Поэтому намного разумнее сказать мне правду, чем страдать оттого, что не угадали с отговоркой. Что с вами произошло?
Р а н е н а я д е в о ч к а. Правда вам точно не понравится.
А г н е с с а. Ради всего святого, время покаяния еще не истекло! Просто скажите, чем вы недовольны, и мы во всем раскаемся.
И н к в и з и т о р. Я недоволен тем, что у этих сестер сломаны руки, лечиться они не хотят, и что я уже пол часа не могу добиться ответа на элементарный вопрос – что же у них случилось?
Р а н е н ы е д е в о ч к и. (опускаются на колени) мы раскаиваемся, раскаиваемся! Простите нас, что нам сейчас так больно, что мы не знаем, что вам отвечать и что не поняли ваших идей.
И н к в и з и т о р. Час от часу не легче!
Раненые девочки обнимаются и плачут.
Л ю с и. Да хватит вам блеять! Смотреть противно! Неужели не ясно – нет у него никаких идей на этот счет, его все это просто забавляет! Скажите, Ваша милость, это ведь так весело - сначала переломать своим жертвам руки, а потом смотреть, как они будут в этом оправдываться!
Д е в о ч к и. Люси, замолчи! Что бы ни случилось, вечно ты тянешь одеяло на себя!
И н к в и з и т о р. Подождите, так это я сломал вам руки?!
Все кивают.
Р а н е н а я д е в о ч к а. Не сердитесь, пожалуйста!
И н к в и з и т о р. Но это невозможно! Когда бы я успел? Я ведь даже не разговаривал с вами! Разве что, вы и правда не люди… (достает тополиные ветки, которые сорвал у входа в монастырь) Это ваша кровь на ветвях?! Вы – тополя?!
Девочки кивают.
И н к в и з и т о р. Что ж, вынужден признать, что вы и правда прекрасно замаскировались.
Д е в о ч к и. (улыбаются) прекрасно?
А г н е с с а. А вот и нет! Из рук вон плохо! Если бы мы прекрасно замаскировались, то нас бы не нашел вообще никто! И уж конечно, никто не имел бы власти причинить вам боль.
И н к в и з и т о р. Сестра Агнесса, если вы всё это знали, то почему не остановили меня?
А г н е с с а. Я думала, вы знаете, что делаете! Ведь сказано в евангелии, что лучше человеку с одной рукой войти в Царство Небесное, чем с двумя быть ввергнутым в геенну. И кто я такая, чтобы перечить инквизитору?
И н к в и з и т о р. Вы настоятельница этого монастыря, которая знает все его тайны и, кстати, постоянно мне перечит, так что не надо прибедняться!
А г н е с с а. Не сочтите за дерзость, но подобная ошибка показывает, что значение некоторых наших правил ускользнуло от вас. Конечно, мы послушаемся вас, что бы вы нам не повелели, но поклянитесь нам, что ваши указания будут истинны, что следуя им во всем, мы будем правильно поступать, поклянитесь, что не допустите, чтобы какое-либо зло проникло за эту ограду!
И н к в и з и т о р. Клянусь, я этого не допущу. И я исправлю тот вред, который уже успел вам нанести.
Л ю с и. Кто-то идет!
В с е. (хором) кто не спрятался, я не виноват!
Все разбегаются в разные стороны и исчезают из виду.
И н к в и з и т о р. Куда же вы? Ау!
С Ц Е Н А 4
Г о л о с а с н а р у ж и. Ау! Ау!
Инквизитор выходит за ограду, где встречает своих помощников.
И н к в и з и т о р. Что случилось?
1 – ы й п о м о щ н и к. Ваша милость, вот вы где! Мы думали, что вы заблудились.
И н к в и з и т о р. О, нет, я хорошо знаю эту местность. Просто решил остаться в монастыре на какое-то время, пока не найду им другого духовника.
2 – ой п о м о щ н и к. В каком монастыре?
И н к в и з и т о р. Здесь, в тополиной роще.
1 – ы й п о м о щ н и к. Извините меня, но там нет никакого монастыря! Там давным-давно никто не живет, даже звери и птицы обходят это место стороной, не говоря уже о местных жителях.
И н к в и з и т о р. А как же ведьма?
2 – о й п о м о щ н и к. Так вы уже её нашли?
И н к в и з и т о р. Да, она поселилась в монастыре. Глупо дитятко, как я и предполагал. Едва ли она представляет для кого-то серьезную опасность.
1 – ы й п о м о щ н и к. Конечно, народ здесь темный и суеверный, и нельзя принимать на веру всё, что они говорят, но люди уверяют, что она потомственная колдунья, что насылает порчу на скот и на людей, что даже довела кого-то до самоубийства! Говорят, она никого не любила, кроме своих призраков, которых она поила кровью и молоком с ножа, воткнутого в стену!
И н к в и з и т о р. Они всегда говорят нечто подобное. Поверьте мне, здесь есть дела важнее, чем наказанье невоспитанной девчонки. Тем более, пока я рядом, она ничего не сможет натворить.
2 – о й п о м о щ н и к. Вы уверены? Люди говорят…
И н к в и з и т о р: я понял. А что люди сказали бы об этом? (Достает порядком потрепанные перевязанные веточки, показывает их помощникам.)
1 – ы й п о м о щ н и к. Такими знаками отмечают переходы между мирами живых и мертвых. Если кому-нибудь надо спуститься в ад или подняться на небеса, они берут с собой веточки тополя, потому что тогда адское пламя закоптит верхнюю сторону их листьев, но не коснется путешественника, а небесный эфир осядет на нижней стороне, это позволит вернуться к жизни невредимым. Ну, и ведьмы, конечно…
И н к в и з и т о р. Что ведьмы?
1 – ы й п о м о щ н и к. Они делают из этих листьев мазь, чтобы летать на шабаш. А откуда это у вас?
Инквизитор делает неопределенный жест рукой в сторону рощи.
2 – о й п о м о щ н и к. Вы уверены, что вам стоит там оставаться?
И н к в и з и т о р. Определенно. Если это указывает на опасность, то я справлюсь с ней лучше, чем юные послушницы, а если они что-то замышляют, мне будет проще их поймать, когда я рядом. Думаю, с деревенскими доносами вы без меня справитесь?
1 – ы й п о м о щ н и к. Справимся, но…
И н к в и з и т о р. Вот и замечательно. Пойдемте, я провожу вас и заберу кое-что из своих вещей. Да… и не приходите сюда без особой необходимости, пока я не вернусь, хорошо?
С Ц Е Н А 5
Когда инквизитор возвращается, он двигается осторожно и обходит каждое деревце, чтобы никого случайно не задеть. Как только он заходит за ограду, девочки бросаются ему навстречу.
1 – а я д е в о ч к а. Вы нас не выдали!
2 – а я д е в о ч к а. Спасибо вам!
И н к в и з и т о р. Я же поклялся. (Раненым девочкам) Подойдите сюда, у меня есть кое-что для вас.
Раненые девочки выходят вперед. Инквизитор достаёт два тонких янтарных браслета, надевает им на руки. Их раны сразу же затягиваются, кости срастаются. Они хлопают в ладоши – сначала аккуратно, а потом, убедившись, что больше не больно, аплодируют изо всех сил. Все остальные их поддерживают. Кроме Люси.
С Ц Е Н А 6
Общая келья. Все девочки лежат в узких деревянных постелях, но впечатления прошедшего дня не дают им уснуть.
1 – а я д е в о ч к а. Кто бы мог подумать!
2 – а я д е в о ч к а. Инквизитор на нашей стороне!
3 – а я д е в о ч к а. Он поклялся, что не позволит причинить нам зло!
Л ю с и. И вы ему поверили?
Все молчат.
Л ю с и. Конечно, поверили. Беспомощные овцы! Им руки ломают, а они умиляются!
Д е в о ч к а с я н т а р н ы м б р а с л е т о м. Он же случайно! И потом, он всё исправил, не осудил нас, а даже сам попросил прощения.
Л ю с и. Не всё можно исправить. Он поклялся не допустить, чтоб зло сюда проникло, но ничто не помешает ему сжечь всех нас на костре, а если выяснится, что зря, сказать: «Простите, так вышло!»
О д н а и з д е в о ч е к. Если он и сожжет нас, то разве что с тобой за компанию. И я его прекрасно пойму – ты кого угодно доведешь до белого каленья!
Е щ е о д н а д е в о ч к а. Даже ты не можешь отрицать, что он держался превосходно. Ни разу не повысил голос…
Д р у г а я. Не заявил, что мы – чертово отродье, и чтобы убирались в ад со своими фокусами…
Д е в о ч к а и з у г л а. Он вел себя так, как будто всё понимает. Мне даже показалось, что он и правда … понимает.
Д е в о ч к а с я н т а р н ы м б р а с л е т о м. Что у него есть сердце.
Л ю с и. Сердце? Великий Боже! Всё с вами понятно. Просто он – первый мужчина, волею судеб посетивший этот курятник, вот вы все и обомлели.
С о с е д к а Л ю с и. Ерунда! А нам, видимо, полагалось умиляться тому, что наш курятник посетила птичница из деревни!
Д р у г а я с о с е д к а. Только ты не путай – у нас курятник, а наша высокая гостья следила за гусями.
Л ю с и. Какая вам разница, откуда я пришла?
Д е в о ч к а с я н т а р н ы м б р а с л е т о м. Давай же, расскажи еще про королевский двор, про клумбы и поцелуи, видно, ты много раздумывала об этом, задавая корм гусям.
Д е в о ч к а у о к н а. Тебя ведь даже к свиньям не пустили, такая работа тебе оказалась не по силам, вручили твоим заботам наглую и задиристую птицу – тебе под стать, но ты и с ними не смогла управиться, так что тебя даже с птичьего двора с позором выставили вон, так что тебе пришлось просить у нас приюта! И вместо благодарности ты только указываешь, что всё не так и настраиваешь против нас инквизитора!
Л ю с и. Ничего я у вас не просила! Раз вам всё нравится, и только я вам так мешаю – прощайте, больше я вас не потревожу!
Люси подходит к окну, с легкостью вытаскивает решетку и выпрыгивает на траву. Слышны её легкие удаляющиеся шаги. Как только они стихают, дверь с противоположенной стороны распахивается, за ней стоит Люси.
О д н а и з д е в о ч е к. Хорошо прогулялась?
Л ю с и. Как… как это возможно? (Подбегает к окну, выскакивает в него и тотчас же снова оказывается на пороге. Отшатнувшись, визжит.)
Д р у г а я д е в о ч к а. До жирафа доходит все медленно.
Д е в о ч к а и з у г л а. Видишь теперь? Никуда ты не денешься, дурья твоя башка! И мы тоже! Если что-то извне проникает сюда, то оно здесь навечно останется. Поэтому мы так стараемся не допустить, чтобы кто-то не очень хороший заглянул к нам на огонек. Так что, будь добра, поумерь-ка свой пыл и попробуй сделать что-то полезное!
Л ю с и. Да что тут можно сделать!
Д е в о ч к а с я н т а р н ы м б р а с л е т о м. А ты подумай! Справилась бы ты с делами птичьего двора, не оказалась бы здесь. Если и здесь не справишься, неизвестно, куда еще угодишь!
Л ю с и. (отворачивается, закрывает лицо руками) Мне всё равно! Птичница – не птичница, а так я жить не буду.
С Ц Е Н А 7
Вечер. Все собрались во дворе со свечами и бокалами в руках. Агнесса осматривает послушниц, некоторым поправляет платки. Девочки выстраиваются в ряд от Люси до Инельды, Агнесса пересчитывает их.
А г н е с с а. Что ж, все на месте. Я в вас и не сомневалась. Ну как, готовы мы к Вальпургиевой ночи?
В с е. Да!
Л ю с и. Готовы, матушка.
А г н е с с а. Люси, раз ты сегодня так любезна, могу я попросить тебя – сходи, пожалуйста, проверь на всякий случай чулан с мётлами, и, если он не заперт, запри, чтобы никто не улетел. (Протягивает ей связку ключей, Люси принимает её с поклоном.)
Л ю с и. Конечно, матушка. (Уходит.)
А г н е с с а. (разливает светлый вязкий напиток из кувшина по стаканам) Что ж, за наш монастырь!
Д е в о ч к а с я н т а р н ы м б р а с л е т о м. За его безопасность!
Е ё н а п а р н и ц а. За безгрешные души!
Чокаются, выпивают всё до дна. Входит Инквизитор, девочки бросаются к нему.
И н к в и з и т о р. И что же мы тут празднуем?
А г н е с с а. Годовщину создания нашего монастыря. Говорят, ночь перед рассветом самая темная, и в самую мрачную ночь в году мы взяли свечи и ушли из дома туда, где нас никто не найдет, выстроили ограду, написали устав…
И н к в и з и т о р. Во всех монастырях, где я раньше бывал, годовщину закладки отмечали торжественным богослужением, а не распиванием сомнительных напитков! (Берет в руки кувшин, нюхает его содержимое, но там уже ничего не осталось.)
А г н е с с а. (примирительно) Ваша милость, а вы не помолитесь с нами?
И н к в и з и т о р. Я затем и пришел среди ночи. Пойдемте в церковь!
Все, как стояли, разворачиваются и уходят в противоположенную от ворот сторону – вначале Инквизитор, за ним – послушницы, следом – никого не упускающая из виду Агнесса и как всегда держащаяся за её юбку Инельда. Когда процессия заворачивает за угол, девочка отстает на пару шагов и скрывается в нише.
С Ц Е Н А 8
Процессия приближается к церкви и замирает у дверей.
А г н е с с а. Потушим свечи! Пусть никто извне не знает, что мы здесь есть.
Девочки по очереди протягивают свои свечи Агнессе, она их нежно задувает. Когда её свеча остается последней, она встревожено охватывает взглядом склоненные девичьи головы.
А г н е с с а. А где Люси? Пора бы ей уже вернуться.
И н к в и з и т о р. А ребенок, должно быть, в кровати?
А г н е с с а. Ребенок? Инельда? (Оглядывается назад, но, конечно, никого за своей спиной не видит.) Инельда! О Господи!
Д е в о ч к и. Она пропадет! Ведьмы заберут её! Надо найти их обеих, пока не поздно! (Галдят и разбегаются в разные стороны.)
И н к в и з и т о р. А ну всем стоять! (Хлопает в ладоши.) Никто никуда не пойдет!
Девочки замирают.
И н к в и з и т о р. Я пойду их искать. А вы все останетесь здесь, понятно? С каждой, кто выйдет сегодня за порог, я буду по-другому разговаривать.
Девочки вяло кивают и сбиваются в кучку. Инквизитор уходит, сжимая веточки в руке.
С Ц Е Н А 9
Люси с метлой наперевес перебегает площадку, рывком достает ключи из-за пазухи и лихорадочно пытается подобрать подходящий к замку. Инельда выбегает из ниши.
И н е л ь д а. Люси!
Л ю с и. (вскрикивает, роняет ключи) Тебя тут только не хватало!
И н е л ь д а. Люси, куда ты? Подожди меня!
Л ю с и. (наконец открывает дверь, бросает ключ в замке) Инельда, иди спать!
И н е л ь д а. Люси, не уходи, не надо! (Обхватывает её руками и ногами, так что Люси едва не падает.)
Л ю с и. (аккуратно отцепляя её от себя) Мне надо… покормить птичек! Они совсем голодные, бедняжки! Ты ведь не хочешь, чтобы они погибли? (Демонстрирует ей немного сухих крошек и пшена из своих карманов.)
И н е л ь д а. Я помогу тебе!
Л ю с и. Не надо!
И н е л ь д а. Вместе мы справимся быстрее.
Люси, закатив глаза, отсыпает немного пшена Инельде, вместе они разбрасывают корм за воротами, приговаривая: гули-гули-гули! Никто не прилетает к ним.
И н е л ь д а. Они что, уже умерли? (Готовится разрыдаться.)
Л ю с и. (зажимая ей рот рукой) Нет-нет, что ты! Они просто все спят в своих гнездах.
И н е л ь д а. Тогда, может, вернемся?
Л ю с и. Нет, давай лучше отнесем им еду прямо в домик. Представь себе, как они утром обрадуются!
И н е л ь д а. А где они живут?
Л ю с и. (подводит её к пересохшему колодцу) Вон там.
И н е л ь д а. Какая же птица вьёт гнездо в глубоченном колодце? (Заглядывает вниз.)
Л ю с и. Очень, очень напуганная. (Сталкивает её в колодец и сломя голову несется подальше от монастыря.)
С Ц Е Н А 10
Люси, спотыкаясь и выдохнувшись от быстрого бега, выбирается к обрыву. Вокруг слышны шорохи и хихиканье, но глаза Люси не успели привыкнуть к темноте, и она ничего не видит, пока не натыкается на того, кого ищет.
Л ю с и. Я так боялась опоздать сюда! Простите меня, я здесь впервые.
Д ь я в о л. Я это вижу. И чего же ты хочешь?
Л ю с и. Свободы. Заберите меня отсюда, я так хочу, чтобы хоть раз в моей жизни что-нибудь было по-настоящему!
Д ь я в о л. Предположим, что я могу дать её тебе, но что ты дашь взамен?
Л ю с и. Мою душу.
Д ь я в о л. Немногого стоит такая душа, которая не нужна даже её хозяину.
Л ю с и. Мое тело?
Д ь я в о л. Девочка, не смеши мои копыта! Ты действительно думаешь, что за тысячи лет от сотворения мира под женскими юбками еще осталось что-то, что может меня удивить?
Л ю с и. И всё же, во мне есть жизнь, которой нет у вас. Крохотная частица Божества в моей груди, которая способна отличать живое от мертвого. Моё дыханье. Вся та красота, которую мои глаза пока еще способны выхватить из окружающей вселенной, и которая недоступна вам. Не притворяйтесь, будто вам меня не надо! Если бы это было так, для чего бы вы вцепились в меня как клещ, почему бы вам было просто не оставить меня в покое? Еще младенцем, кто, если не вы, не дал мне погибнуть со всеми остальными? Разве вы не склонялись к моей колыбели, не зыркали насмешливо из каждого угла, чтоб я кричала и плакала, и будила взрослых, которые чудом меня не придушили, но возненавидели крепко? Когда я немного подросла и стала прясть и работать в поле, не вы ли шептали мне тихо на ухо про клумбы в столичных садах, про атласные платья и жемчуг в волосах? Я в жизни о них не слышала, откуда мне пришло бы всё это в голову, если бы не вы? А когда эти люди хотели вколотить в меня здравый смысл, и я пряталась от них на заднем дворе, вы всегда звали меня по имени, так что все леденело внутри, и я спешила вернуться, полагая, что их побои развернут меня к праведной жизни, и я стану такой, как им надо. И ведь я хорошо притворялась. Я сама почти что поверила, что смогу избежать этой участи, но тут вы пожелали, чтоб все гуси и утки, за которыми я смотрела, передохли. Тут общее терпение кончилось и они заявили: «Убирайся к своим!», да еще и донесли в инквизицию, чтоб уже наверняка расквитаться. А «свои», хотя все эти годы мной одной и жили и дышали, попрекают меня куском хлеба и зовут не иначе, как «птичница». И если всё это время вам не было до меня никакого дела, то зачем тогда всё это было нужно? Зачем без цели мучить?
Д ь я в о л. Уж не ждешь ли ты от меня, что я буду отчитываться в своих действиях перед грязной деревенской девчонкой? Конечно, у меня есть свой план, но с чего ты взяла, что он должен тебе понравиться? Заруби себе на носу, если ты останешься со мной, играть мы будем по моим правилам.
Л ю с и. Что же это за правила?
Д ь я в о л. Сейчас я покажу тебе. (Двумя руками поднимает к небу мокрый кусок хлеба. К нему тотчас же слетаются разные птицы и принимаются клевать, вырывая друг у друга куски и разбрасывая крошки вокруг.) Видишь? То же самое будет и с тобой. Ты этого хочешь? Тебе нужна такая свобода?
Л ю с и. Да, да, я этого хочу, ведь если разорвать меня на части, никто уже не скажет – так и было. В тот миг, когда ты заберешь моё дыханье, всё встанет на свои места. Больше не будет вопросов, почему всё это было и почему со мной. Сейчас, когда я вам вручаю свою душу, она наконец-то принадлежит мне одной и я могу распоряжаться ею по своему усмотрению!
Д ь я в о л. Ради такой свободы ты готова отречься от Иисуса Христа, своего Искупителя?
Л ю с и. Я уже отреклась, когда пришла сюда.
Д ь я в о л. Докажи! (Протягивает ей метлу.) Она знает дорогу, просто позволь ей увлечь себя.
Люси аккуратно укладывает юбку на древко метлы, неуверенно смотрит вниз с обрыва.
Д ь я в о л. Докажи мне, что ты готова! Лети же! Я за тобой. Ты получишь сегодня настоящую жизнь…
Люси, опустившись на метлу, как в дамское седло, делает решительный шаг с обрыва, на секунду зависает в воздухе, а потом стремительно обрушивается вниз.
Д ь я в о л. … и настоящую смерть. Прости меня, ведьма тополиной рощи. (Снимает плащ и рога, оказывается Инквизитором. Вешает реквизит на ближайшую ветку и уходит.)
С Ц Е Н А 1 1
А девочки всё еще стоят у церкви, переминаясь с ноги на ногу, и ожидая, что еще произойдет в такую ночь.
Д е в о ч к а с я н т а р н ы м б р а с л е т о м. Как думаете, они вернутся?
А г н е с с а. Кто-то наверняка вернется.
Д р у г а я д е в о ч к а. Кто-то стучится!
Все прислушиваются.
А г н е с с а. Всё тихо.
С а м а я м л а д ш а я и з о с т а в ш и х с я. Я схожу, проверю!
А г н е с с а. Нет, не надо. Там нет никого.
Пауза.
Е щ е о д н а д е в о ч к а. Когда они уходили, дверь осталась открытой. Я запру!
А г н е с с а. Я уже заперла.
Д р у г а я д е в о ч к а. А может…
А г н е с с а. Да умолкните вы наконец! Давайте помолимся!
В т о р а я д е в о ч к а с я н т а р н ы м б р а с л е т о м. Вы придумали, вы начинайте.
А г н е с с а. Боже, Боже, пожалуйста… Я забыла, что говорят в таких случаях! (Наткнувшись на недоуменные взгляды девочек.) Не сочти это наглостью, что мы, ничтожные, призываем Тебя – почему то нам раньше казалось, что Тебе это нравится. Не сердись, если это неправда! Мы помним, мы никто пред тобой, и конечно, не пытаемся указать Тебе, как Тебе с нами обойтись, но если, но если, но если Ты всё же помнишь о нас, если вдруг – защити нас от зла! Если нет – то прости и забудь, что мы звали Тебя.
О д н а и з д е в о ч е к. Если нет, то мы попросим Инквизитора помолиться за нас.
А г н е с с а. Если только он вернется сюда.
Пауза.
К т о – т о и з д е в о ч е к. Ну когда уже утро?
Е щ е о д н а. А давайте поиграем!
Девочки кружится вокруг своей оси и бормочут, прижав к губам сложенные рупором ладони: чай-чай, выручай, чай-чай, выручай!
Когда они останавливаются, между ними появляется Люси в окровавленном платье и торжественно проходит к замершей на пороге церкви Агнессе. Никто не смеет её остановить.
Л ю с и. Подождите, придет еще ваше время! Все вы сгорите, раньше или позже! Не думаете ли вы, что вам удастся отсидеться за этими стенами? Или вы надеетесь, что тот огонь, что поглощает все живое, побрезгует трусами? Прислушайтесь! Вы слышите? Кап-кап. Кап-кап. Так убывает время. Так ваша жизнь утекает сквозь пальцы. Вязкая и горячая, как расплавленный воск, и такая же ароматная. Ммм… (Нюхает воздух вокруг и в абсолютной тишине подходит к Агнессе, целует её, а потом кричит ей на ухо.) На тебе сто рублей, догони моих друзей!
Свет гаснет. Люси исчезает. Девочки смеются, громко хлопают в ладоши и со смехом носятся вокруг. Агнесса пытается их поймать, но им удается ловко уворачиваться от неё.
А г н е с с а. Девочки! Чему вы радуетесь? Смерти невинного человека?
Д е в о ч к и. (пробегая мимо Агнессы, стараются «запятнать» её, не давая при этом себя схватить)
- А почему бы и нет?
- Вам вечно лишь бы сокрушаться!
- А мы сегодня хотим радоваться!
- Радоваться!
- Радоваться!
Бегают, кружатся, хватаются друг за дружку, преследуют Агнессу. Она распахивает дверь церкви и прячется за ней, у стены. Хитрость срабатывает – девочки, весело улюлюкая, забегают в церковь, и настоятельница, выскочив из своего укрытия, запирает их внутри.
А г н е с с а. (через дверь) вы думаете, нам будет лучше без нее? Конечно, она бывала порой невыносима, но кто у нас есть кроме нее? Инквизитор? Да ведь он уедет отсюда через несколько дней, и никогда о нас даже не вспомнит! И мы останемся совсем одни. Что вы молчите? Я серьезно говорю.
Взрыв смеха из-за двери.
А г н е с с а. И что за бес вселился в вас?!
С Ц Е Н А 1 2
Инельда в колодце с трудом продирает глаза.
И н е л ь д а. Как чудесно! Я, кажется, видела звёзды… (Потирает шишку.) Интересно, найдет меня кто-нибудь? А вдруг они все подумают, что меня никогда с ними не было, и не станут меня искать? Что тогда? (Кричит во всё горло.) Кто-нибудь, помогите! Люси! Матушка! Кто-нибудь!
Её крики будят змею, которая свернулась поблизости, охраняя кладку яиц. Она поднимает голову и угрожающе шипит.
И н е л ь д а. Змея! (Отодвигается подальше, отворачивается и зажимает уши.) Не говори мне ничего, я даже слушать не буду!
Змея настороженно смотрит на неё, но шипеть перестает.
И н е л ь д а. (опускает руки) Ты только не думай, я не пришла воровать твои яблоки. Хочешь взять мой платок? Тебе будет теплее, чем на голом камне. (Снимает платок с головы, подкладывает к змее, протягивает ей руку.) У меня здесь осталось немного крошек, хочешь?
Змея шипит, но Инельда, вместо того, чтобы отдернуть руку, пытается её погладить. Змея шипит снова, но не встретив прежнего понимания, жалит гостью.
И н е л ь д а. за что? (Плачет.)
Г о л о с И н к в и з и т о р а. Инельда! Где ты, малышка?
Инельда зажимает рот руками и приглушенно всхлипывает.
И н к в и з и т о р. Инельда, зачем ты сюда забралась?
И н е л ь д а. Я хотела, чтобы меня нашли! (Всхлипывает.) Правда хотела! (Сквозь рыдания) Но теперь уже слишком поздно!
И н к в и з и т о р. Не говори глупостей! (Сбрасывает ей веревку.) Хватайся, я вытащу тебя!
И н е л ь д а. Слишком поздно. Нельзя было с ней разговаривать…
И н к в и з и т о р. С кем?
И н е л ь д а. Со змеей. И с Люси, видимо, тоже.
И н к в и з и т о р. Тебя змея ужалила?!
Инельда вместо ответа забивается в уголок, закрывает голову руками и продолжает рыдать.
И н к в и з и т о р. На это нет времени! Хватайся! Я не могу сам за тобой спуститься – веревка старая, гнилая и взрослого человека не выдержит. Инельда, ты слышишь меня?
И н е л ь д а. Не слышу! Меня здесь нет, меня здесь нет, меня здесь нет!
И н к в и з и т о р: вот как? Ну раз здесь никого нет, кроме змей, то я велю залить колодец смолой и поджечь, тогда в него точно никто не упадет. (Делает вид, что уходит.) Конечно, если совершенно случайно кто-нибудь всё-таки окажется внутри, то больше никто не услышит его крик, и он навечно останется один в огне со змеями.
И н е л ь д а. Не надо!
И н к в и з и т о р. Мне показалось, или я слышал чей-то голос?
Дергает веревку, Инельда цепляется за неё, и Инквизитор вытаскивает её из колодца. Девочка еле держится на ногах.
И н к в и з и т о р. Покажи мне рану. Где твой платок?
И н е л ь д а. Там, у змеи. (Протягивает руку и зажмуривается.)
И н к в и з и т о р. Понятно. (Высасывает несколько капель крови, потом снимает её пояс и туго перетягивает руку у локтя.) Не бойся, всё обойдется. Только не снимай пока повязку, хорошо?
И н е л ь д а. Матушка говорила, что нельзя выходить за ограду, а я её не слушала. Где Люси?
И н к в и з и т о р. Когда ты подрастешь, ты поймешь, что некоторым людям лучше умереть, чем жить.
И н е л ь д а. Таким, как я?
И н к в и з и т о р. Инельда, милая, ты не умрешь сегодня!
И н е л ь д а. Я всегда слушалась, честное слово! Только сегодня… (Утыкается в его рукав и продолжает плакать.) Почему я решила, что могу быть сильнее дьявола?
И н к в и з и т о р. Это не дьявол, глупая, – просто животное, которое хотело защитить своих деток.
И н е л ь д а. Совсем как наша матушка! И она тоже хотела только защитить своих деток. (Опускается на колени.) Пожалуйста, вы же хороший человек, не наказывайте её, когда всё узнаете!
И н к в и з и т о р. (поднимает Инельду на ноги, берет её за плечи и смотрит прямо в глаза) Что я должен узнать, Инельда?
И н е л ь д а. (поднимается на цыпочки и шепчет ему на ухо) Что вы теперь будете вместо Люси.
И н к в и з и т о р. Ты ошибаешься, Инельда. Каждый человек определяет свое место, и место Люси для меня не подойдет.
И н е л ь д а. Но мы-то ничего не определяли!
И н к в и з и т о р. Да, я понимаю. Но мы это исправим. Пойдем, нам пора!
С Ц Е Н А 13
Инквизитор с Инельдой возвращаются в монастырь. Ворота до сих пор открыты, внутри всё тихо и безжизненно. Агнесса сидит у двери церкви, уткнувшись головой в колени, что не мешает ей заметить приближение Инквизитора и украдкой несколько раз ударить в дверь прежде, чем он подойдет, отчего девочки с той стороны снова начинают шуметь.
И н к в и з и т о р. Сестра Агнесса, что произошло?!
А г н е с с а. Вы убили Люси!
И н к в и з и т о р. Нет, не убивал! Я лишь позволили ей лететь, куда захочет. Разве моя вина, что ведьмы не летают? Дьявол, которого она искала, обошелся бы с ней намного хуже.
А г н е с с а. Но вы-то не дьявол! Вы – живой человек, ведь правда? (Хватает его за руку, заглядывает в глаза.) Человек, который поклялся, что не допустит, чтобы зло проникло в эту обитель!
И н к в и з и т о р. Я и не допустил. Позволь я ей осуществить то, что она задумала…
А г н е с с а. И, тем не менее, оно проникло! (Наклоняется к замочной скважине, заглядывает в церковь.) Взгляните, они все одержимые!
И н к в и з и т о р. Одержимые, значит?
Протягивает ей ладонь, Агнесса кладет в нее ключ от церкви. Он отпирает дверь и заходит внутрь, а Агнесса, наконец, замечает Инельду.
А г н е с с а. Почему ты такая растрепанная? Боже мой, даже ты отбилась от рук! Куда ж это годится! Ты выглядишь, как чучело! Где твой платок?
И н е л ь д а. Я… я его потеряла… в колодце…
А г н е с с а. А что у тебя с поясом? Немедленно одень, как полагается!
И н е л ь д а. Но Инквизитор сказал…
А г н е с с а. Да что тебе Инквизитор? Это Инквизитор тебя нашел грудным младенцем, вырастил, научил ходить и говорить? Или ты одеваешься, как положено, или пусть Инквизитор сам с тобой возится!
(Резко разматывает её рукав, так что девочка ойкает, завязывает пояс на талии, грубо одергивает платьице со всех сторон.)
И н е л ь д а. (кривясь от случайных щипков, себе под нос) Инквизитор мне сказал, что я ни в чем не виновата.
А г н е с с а. (будто придя в себя от этих чувств) а я?
И н е л ь д а. А про тебя он ничего не говорил.
Агнесса, утратив к Инельде всякий интерес, через тонкую щель в двери проныривает в церковь.
С Ц Е Н А 1 4
А в церкви девочки, попискивая и подвывая, носятся вокруг Инквизитора, в надежде, что он тоже начнет их ловить, но он стоит спокойно и ничего не говорит. Тогда они подходят совсем близко к нему, складывают молитвенно его руки и кричат хором: бесы волнуются раз, бесы волнуются два, бесы волнуются три, чужая фигура замри!
Инквизитор опускает руки и отрицательно качает головой.
Б л и ж а й ш а я к н е м у д е в о ч к а. Замри! Замри, ну пожалуйста, ну что тебе стоит?
И н к в и з и т о р.Нет, сестры, нет, я с вами не останусь. Я пришел проститься.
Д е в о ч к а с я н т а р н ы м б р а с л е т о м. Но мы же бесноватые!
И н к в и з и т о р. (подняв руку для благословения) Quidquid latine dictum sit, altum sonatur!
Девочки, взвизгнув для порядку, падают на пол там же, где стояли.
И н к в и з и т о р. Если здешним бесам будет угодно прислушаться к моему совету, я бы порекомендовал им сначала подучить латынь, а потом уже вселяться в Божие создания. Я еще даже не начал читать молитву, а вы уже попадали!
Девочки открывают глаза, приподнимаются, чтоб ничего не пропустить, но остаются на полу.
В т о р а я д е в о ч к а с я н т а р н ы м б р а с л е т о м. Неужели вы думаете, что мы бы стали так себя вести по собственной воле?
С а м а я м л а д ш а я и з д е в о ч е к. Когда-то мы действительно были хорошими, честное слово!
И н к в и з и т о р. А что случилось потом?
Девочки хватаются за горло, как будто их душат.
И н к в и з и т о р. Хорошо, раз сестры не могут говорить, я обращаюсь к демонам. Назовите мне ваши имена!
О д н а и з д е в о ч е к. А вы попробуйте отгадать!
И н к в и з и т о р. Именем и добродетелью Господа нашего Иисуса Христа я приказываю вам, назовите свои имена!
Д р у г а я д е во ч к а. Ну нетушки! Вы сразу нас прогоните, а потом сами уйдете, и больше уже ничего не будет происходить – круги опять начертят, и никто больше не придет за ними… за нами… (отворачивается и плачет)
И н к в и з и т о р. Бесенята, послушайте, чтобы вам не было грустно, я принес вам подарок, но отдам его только тогда, когда услышу ваши имена.
Девочки переглядываются, потом по очереди подходят к нему и тихо произносят:
- Недотыкомка.
- Засоня.
- Соплюха.
- 33 несчастья.
- Гусыня.
- Вонючка.
- Колокольня.
- Плакса.
- Святоша.
Каждой девочке, назвавшей свое имя, Инквизитор протягивает красную гвоздику. Когда их руки соприкасаются, между ними возникают тонкие сияющие нити, которые Инквизитор зажимает в кулаке. Последней подходит Агнесса. Ей уже не осталось цветов.
А г н е с с а. Дитя, убитое в Вальпургиеву ночь.
Девочки шарахаются от неё, натыкаясь друг на друга.
И н к в и з и т о р. (прижимает палец к губам, говорит шепотом) тссссс! Слышите? Слышите, сверчки запели!
Все благоговейно замирают. Снаружи стрекочут сверчки.
И н к в и з и т о р. Пойдемте, послушаем?
С Ц Е Н А 1 5
Инквизитор первым выходит из-за монастырской ограды, зажав в кулак серебряные нити. Девочки тянутся за ним, позвякивая на ходу, как колокольчики. Сверчки стрекочут все громче. Когда все выходят за ограду, Инквизитор поднимает вверх руку и раскрывает ладонь. Девочки легко, как наполненные гелием шарики, взмывают в небеса. Янтарные браслеты падают в ладони Инквизитора. Серебряные нити тянутся от его пальцев через всю сцену, и ветер играет на них мелодию, созвучную стрекотанию сверчков. Какое-то время Инквизитор стоит, запрокинув голову, и прислушивается, пока голос Агнессы не обрывает звуки музыки.
Г о л о с А г н е с с ы. Вы не можете просто так уйти!
И н к в и з и т о р. Могу, раз делаю это.
Запыхавшаяся Агнесса выглядывает из ворот, но выйти не решается.
А г н е с с а. До того, как вы пришли сюда, мы жили, как умели. Может, не идеально, но по определенному порядку. А вы разрушили все, что у нас было, и ничего не дали мне взамен!
И н к в и з и т о р. Сестра Агнесса, должен вам напомнить, я лишь искореняю ересь. И если ересь – это всё, что у вас есть, весьма сочувствую.
А г н е с с а. Но как вы могли их отпустить, даже не заглянув в доносы? Посмотрите, сколько их тут накопилось!
Демонстрирует огромную стопку листов, которую тотчас разносит ветер, так что ей приходится выбежать за ворота, чтоб их собрать.
И н к в и з и т о р. Я видел достаточно. (Заглядывает в один из листов.) Вы сами-то это читали?
А г н е с с а. Нет, что вы, как можно! (Протягивает ему все собранные доносы и еще один, вынутый из рукава и свернутый трубочкой.)
И н к в и з и т о р. (машинально просматривает их) Я прочитаю их вечером. Если это всё…
А г н е с с а. Инельда умерла!
И н к в и з и т о р. Что?!
А г н е с с а. Инельда умерла, ведь она вышла за ограду. И остальным бы было намного безопаснее…
И н к в и з и т о р. Я думаю, будет намного безопаснее заключить вас под стражу. Здесь про вас написано немало интересного. (Делает шаг ей навстречу и срывает мелок с её шеи.)
Аг н е с с а. Нет! Верните!
И н к в и з и т о р. В тюрьме он вам не понадобится. (Соединяет янтарные браслеты и защелкивает их вместе на ее руках, как наручники.)
@темы: творчество, пьеса, архетипы, сюрреализм, Мифы